“Мамочки” или “мамки” - самая одиозная часть женского тюремного населения. О них говорят с легкой иронией, или даже совсем неодобрительно. Их считают тяжелой обузой пенитенциарной системы - ведь по закону они не обязаны работать, чтобы прокормится; их нельзя водворять в карцер или штрафной изолятор даже за серьезные провинности; их нельзя сковывать наручниками при этапировании; им нужны специальные камеры и особые условия.
Впрочем, все эти сложности служители закона легко обходят. К примеру, если “мамочку” нужно наказать, ее ребенка помещают в больницу, независимо от состояния здоровья, а ее, соответственно, в карцер - это в том случае, когда она находится в следственном изоляторе. А если она отбывает наказание в колонии, то и таких сложностей не возникает - ведь матери в исправительных заведениях живут отдельно от детей.
Основные упреки, обращенные в адрес матерей-заключенных можно сформулировать так: “Они прикрываются детьми”, или “Они рожают, чтобы облегчить себе условия”, “Дети им не нужны!”, “ Мамочки” - это не матери”, “Они бросают своих детей”.
Но если вдуматься в эти упреки, и даже допустить, что они справедливы в 90% случаев, то, почему-то, в голову приходят истории из обычной, “мирной” жизни, когда женщины рожают, чтобы привязать к себе мужа, или, даже, чтобы получить большую квартиру для семьи. Все это кажется сущей ерундой по сравнению с теми трудностями, с которыми женщина сталкивается в местах лишения свободы. То есть, материнство, как форма защитной реакции, гораздо уместнее и понятней именно в таких бесчеловечных условиях. Тем более, если эти условия созданы государством. Значит, оно, в определенной степени, и в ответе за причины и следствия тюремного материнства.
Тяжела жизнь за решеткой - тюрьмы переполнены, в них недокорм, отсутствие свежего воздуха и нормальной медицинской помощи. Но женщине вдвойне тяжелей - ко всему, у нее в организме происходят непрерывные циклические процессы, которые влияют на психику, вызывают взрывы эмоций, а то и беспричинной агрессии. Эти же процессы требуют дополнительных гигиенических условий, которые в наших тюрьмах не предусмотрены - часто в камерах нет горячей воды, не говоря уже о душе, гигиенические же принадлежности получают, в основном, те женщины, у которых есть родственники на воле, а таких немного. Законом выдача таких принадлежностей не предусмотрена - в этом можно усмотреть либо полное невежество законодателя, либо злой умысел. Вот и приходится рвать на тряпки собственную одежду, или тюремное добро - простыни, потрошить матрасы.
Существуют выезды за пределы изолятора - на суд или следственные действия, сопровождающиеся изощренными обысками, а в отдельных местах и обысками на гинекологическом кресле - трудно представить что-либо равное этому по степени унижения и антисанитарии. Контролеры с дубинками, “веселые ребята” с собаками, склоки и драки в переполненных камерах.…И все это длится месяцами, а порой и годами. На суд “мамочки” ездят чаще всего с детьми, ребенка непросто кому-нибудь оставить. Хотя были сообщения о том, что ребенка “можно оставить сокамернице по доверенности”, “медсестре”. По мнению некоторых, ребенка нередко берут в суд, рассчитывая на смягчение приговора.
В специализированном СИЗО для женщин, а у нас появились и такие учреждения, условия в таких камерах заметно лучше. Они живут по 8-12 взрослых, и, соответственно, детей, в камере, рассчитанной на 44 человека, на деле же - на 60-70 человек. Они гуляют два раза в день. Они могут готовить еду своим детям, укладывать их спать. Им выдают детское питание и даже памперсы. Но в камере нет дневного света - окна с внешней стороны закрыты “ресничками”, хотя это запрещено все тем же законом.
Теперь каждый легко представит себе состояние женщины, которая, узнав о своей беременности в изоляторе, не делает аборт, что тоже совсем не просто в тюремных условиях, а начинает ждать ребенка, о котором думает, как о своем спасителе. Ей трудно, очень трудно - почти всю беременность женщины живут в “общаках” - в общих камерах, в которых порой одновременно находятся до 70-80 человек одновременно, гуляют вместе со всеми по часу в день, а остальное время дышат воздухом, в котором нет кислорода. Питание чуть лучше, чем у других, но это почти нельзя серьезно принимать в расчет. Однако теперь с ней уже не смеют обращаться, как с бессловесной скотиной - это значит, что она получила, наконец, права и привилегии, дарованные ей законом и конституцией.
Совсем уже за пределами здравого смысла находится практика осуществления материнства в исправительных учреждениях. Матери не в состоянии реализовать законом им данное право воспитывать детей по месту отбывания наказания, потому что им не разрешено жить вместе с детьми. Кто и когда решил разделить их локальными зонами, построить детское учреждение в пенитенциарном учреждении, и лукаво назвать его Домом матери и ребенка? В нем нет места для матери. Поэтому назвать его можно только домом ребенка, а так называются детские дома для грудных и малолетних сирот.
Большинство матерей могут приходить сюда два раза в день, чтобы вывести своего малыша на прогулку. И это все. Исключение составляют кормящие, но, по мнению детских тюремных врачей, кормят матери здесь не долго, 2-3 месяца, а то и сразу без молока. Да это и не удивительно - стрессы. Причем, чем больше “мамочка” печется о ребенке - тем хуже ее дела. Только те матери, чьи дети долго и тяжело болеют, так, что их нельзя держать с другими детьми, получают редкостную возможность жить вместе со своим младенцем, заботиться о нем, кормить, пеленать, укладывать спать и просыпаться ночью, чтобы убедиться, что ему тепло и удобно.
Интересно организован и адаптационный период по прибытию матери с малышом в колонию. Их разделяют на три-четыре недели якобы для карантина, но на деле, чтобы отучить ребенка от матери, с которой он был неразлучен с самого рождения.
В настоящее время в наших местах лишения свободы содержится более 700 беременных женщин и матерей с детьми до 3-х лет. Это чуть больше 1% всех женщин-заключенных, и около 0,05% всего тюремного населения России. Кажется, что их немного, но это более чем в три раза больше количества всех женщин-заключенных в Норвегии, или равно тюремному женскому населению Польши. 20% этих женщин находится в следственных изоляторах, еще 30% - осуждено на срок от 3 до 4 лет, более 20 - на срок от 5 до 7 лет - это значит, что ребенок, достигший 3-х лет, будет отправлен в детский дом или к родственникам, а мать останется досиживать срок, если не получит условно-досрочного освобождения. Более 45% из них - осуждены за кражу; 20% - за разбой и грабеж, 15% -по статье 228, связанной с наркотиками; 14,2% - за убийство, в том числе и за превышение мер необходимой защиты; 4% - за нанесение тяжких телесных повреждений.
